Сиротка. Дыхание ветра - Страница 166

166

Когда же она закончила свой концерт, исполнив «Аве Мария», что не было предусмотрено программой, слезы появились на лицах и слушатели украдкой утирали их. Расплакалась и сестра Викторианна.

— Какой, однако, таланту вашей подопечной! — прошептала она сестре Аполлонии.

Пожилая монахиня согласилась с ней, но поджала губы. Стараясь умерить восторги бывшей послушницы, она заметила:

— Талант очевиден, но зачем она так накрасилась? Это нехорошо!

Сестра Викторианна пробормотала, что так модно. А тем временем Эрмин, взяв с рояля листок бумаги, заговорила.

— Дорогие слушатели, — произнесла она, — надеюсь, сегодня вечером я смогла подарить вам немного радости и грез. У меня тепло на сердце от ваших аплодисментов. В наших холодных краях это очень ценно.

В зале послышались смешки. Эрмин продолжила:

— Прежде чем мы расстанемся, я хочу прочесть вам строки песни, написанной Роланом Лебреном, который в настоящее время служит в Цитадели в Квебеке. Я не знаю мелодии, иначе я бы с радостью спела ее для вас. Но слова еще важнее в это время, когда война не сегодня-завтра обрушится на наши дома.

В наступившей тишине прочла она «Прощание солдата». Потом, повернувшись к пианисту, подала ему знак, и зазвучало вступление «Прощальной песни».

— Если кто-то захочет подпевать, не стесняйтесь, — с милой улыбкой произнесла Эрмин.

Зачем прощаться навсегда,
Надежду позабыв?
Зачем прощаться навсегда,
Пока на свете жив?
Не говори «прощай», сестра,
Не говори «прощай»!
Мы снова встретимся, сестра,
Не говори «прощай»!

На этот раз сестра Викторианна вытащила носовой платок, вспомнив тот грустный час, когда приходская школа прекратила свое существование и сестры-преподавательницы из Нотр-Дам-дю-Бон-Консей в Шикутими вынуждены были отправиться в Валь-Жальбер. Сколько было тогда выплакано слез в рабочем поселке! Эрмин намеренно изменила текст, заменив «братьев» на «сестер». Отзвуки ее восхитительного голоса еще долго наполняли сердца присутствующих.

Лора, Шарлотта и Жослин также едва сдерживали слезы, потому что многие в зале, где были в основном мужчины, подхватили припев, и возник импровизированный хор, самым лучшим в его звучании были искренность и неподдельность переживаний.

— Благодарю! Благодарю! — прощаясь, повторяла Эрмин.

Именно в это мгновение ей показалось, что она видит Киону — хрупкая девочка с золотисто-рыжими волосами стояла между рядами. Киона подавала ей какие-то отчаянные знаки. «Но этого не может быть! — удивилась молодая женщина. — Тала вдруг почувствовала себя плохо?»

Однако Эрмин тут же пришла в себя. Никогда бы Киона не смогла одна добраться до санатория, да еще в темноте. Эрмин начала инстинктивно искать глазами Тошана. Он заметил ее беспокойство и подошел к подиуму, где стоял рояль.

— Что происходит? — спросил он шепотом.

— Я видела Киону! Она была вон там, но теперь исчезла! Почему она появилась? Мне страшно…

Эрмин не успела договорить, потому что какая-то бедно одетая пожилая женщина подскочила к ним.

— Убийца! — визжала она, указывая пальцем на Тошана. — Убийца! — Лицо ее исказилось безнадежным отчаянием. — И тебе хватило наглости прийти сюда в то время, когда мой сын лежит в могиле? Бедный мой мальчик! Мой Поль! Полиция заявила, что это был несчастный случай, но разве полицейским можно верить?

Поначалу крики незнакомки посеяли панику среди слушателей. Испуганные монахини жались к стенам. Санитар попробовал было вмешаться в происходящее, но Амели Трамбле, обезумев от горя, оттолкнула его. Она продолжала указывать на Тошана, с трудом сдерживая рыдания.

— Это он убил моего мальчика, моего сына! У меня никого не было, кроме него! Мерзавец! Убийца! Пусть мне вернут моего Поля! Это был хороший мальчик, образованный и внимательный. Ему было всего тридцать пять, и он его убил!

Эрмин застыла. Искаженное мертвенно-бледное лицо этой женщины в жалкой фетровой шляпе, ее жестикуляция и дикие крики производили поистине ужасающее впечатление. Молодой монахине стало плохо. Женщина метала полные ненависти взгляды и выкрикивала оскорбления. Тошан, казалось, окаменел.

— Жослин! Сделай что-нибудь! — воскликнула Лора. — Из-за этой женщины разгорится настоящий скандал!

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — не понимал он. — Смотри, ее пытается успокоить врач. Главное — увести детей.

Но было уже слишком поздно. Плечи испуганного Луи сотрясались в беззвучных рыданиях. Мукки, Лоранс и Мари прекрасно поняли, о чем кричала эта женщина. К Шарденам протиснулась сестра Викторианна.

— Идемте, дети мои, быстрее! Я отведу вас в другую комнату. Эта бедная женщина лишилась рассудка. Мы позаботимся о ней.

— Я пойду с вами, — заявила Шарлотта.

Лора с облегчением посмотрела им вслед и увлекла за собой Жослина.

— Об этом деле написали в газетах, — шептала она ему на ухо. — Людям прекрасно известно, что наш зять невиновен! Сын этой несчастной был опасным преступником.

— Пойди и объясни это матери! — пробурчал в ответ Жослин.

Персонал больницы старался изолировать Амели Трамбле, но она с удивительной энергией снова и снова рвалась к сцене и пронзительным голосом, действовавшим на нервы присутствующим, клеймила Тошана.

— Грязный индеец! — завопила она снова. — Гореть тебе в аду!

— Мадам, прошу вас… — Эрмин наконец пришла в себя. — Это был несчастный случай. Мой муж не хотел.

Но Амели Трамбле вряд ли слышала эти слова. Ее жалкое существование утратило всякий смысл: Наполеону, ее мужу, еще долго сидеть в тюрьме, а сын, ее единственный сын, которым она так гордилась, был мертв.

166