Сиротка. Дыхание ветра - Страница 84

— Я говорю серьезно, — сказал он глухим голосом. — Ты знаешь, как ты мне когда-то нравилась, и это у меня так и не прошло. Помнишь, как десять лет назад, когда мы уезжали из Валь-Жальбера, я тебя поцеловал? Уже тогда это было серьезно. Эрмин, я думаю о тебе ночью и днем, и, поверь мне, я не преувеличиваю, тот давний поцелуй не дает мне уснуть.

Кроме случая с известным соблазнителем, Октавом Дюплесси, молодой певице никогда не доводилось попадать в такого рода ситуации. Только Тошан признавался ей в своих чувствах, и он стал ее мужем, отцом ее детей. Однако она была достаточно проницательной, чтобы понять, что Пьер говорит искренне. И поэтому у нее не было намерения откликнуться на его признание.

— Ты ставишь меня в неловкое положение! — сказала она. — Будь благоразумен. А кроме того, Тошан — твой друг. Как ты можешь вот так его предавать?

— Я его не предаю, мы пока ничего плохого не сделали, — возразил Пьер. — В любом случае, он меня разочаровал. Ему выпало счастье жить с тобой, так зачем он тогда отправился в армию? Признайся, Эрмин, что он тебя бросил! Такая идет молва в Перибонке. Место твоего мужа — рядом с тобой. Он же оставил тебя, и тебе приходится одной растить троих малышей, а ведь ты только что потеряла грудного ребенка. Согласись, это некрасиво с его стороны. Не я один так думаю.

Эти слова разбередили едва затянувшуюся рану. Вся дрожа от волнения, Эрмин старалась не выйти из себя.

— Пьер, тебя это не касается! Если даже Тошан и поступил неправильно, не тебе обсуждать его решение, ты просто пытаешься опорочить его. Если хочешь знать, я восхищаюсь тем, что у Тошана хватило мужества пойти в армию. Он будет сражаться за то, что ему дорого: за равенство людей и за справедливость. Индейцы в этой стране многое пережили в прошлом, да их и сейчас презирают, обращаются как с париями. Так что не трать попусту силы, не старайся увлечь меня красивыми речами — я обожаю своего мужа. А теперь тебе лучше уйти.

— Эрмин, многие женщины слепы от любви, как и ты. Да, я ухожу, но подумай о том, что я тебе сказал.

— А ты, Пьер, не забудь про обручальное кольцо, которое носишь на пальце, и о своих четверых детях.

Пьер постоял в нерешительности, потом бросился к ней и обнял. Словно голодный, он зарылся лицом в ее волосы, а затем слегка укусил за шею.

— Да ты совсем рехнулся! — воскликнула она и оттолкнула его. — И чтобы впредь такого не было!

— Брезгуешь! Наверное, с другими ты не столь сурова. Ты думаешь, я слепой? В последний раз, когда я был здесь, ты с дрожью в голосе пела для Лафлера. Он, конечно, славный малый, да только у него мозги вместо мускулов.

— Бедный мой Пьер, мускулы — это не самое главное. И я запрещаю тебе нести всякий вздор. Уходи! Тебе должно быть стыдно!

Не сказав ни слова, он вышел с застывшим лицом. Эрмин не могла вернуться в кухню и опустилась на диван. Сердце громко стучало. Она с жаром защищала Тошана, однако во многом была согласна с Пьером.

«Боже мой! Дай мне силы отрешиться от сомнений, — взмолилась она. — Не знаю почему, но я все чаще и чаще думаю об Овиде. Прошлой ночью он мне даже приснился. Пьер не ошибся, мне действительно хотелось петь для него. Если, по воле случая, я снова встречу его, то постараюсь вообще не общаться или держаться с ним холодно и на расстоянии. Но разве я во всем этом виновата? Испытания следуют одно за другим, у меня нет времени ни передохнуть, ни вновь поверить в свое будущее. Неожиданно Тала решает следовать за Мадлен, неизвестно куда. Я послала Симона на другой берег озера Сен-Жан, завтра вечером он должен привезти моих родителей из Роберваля. А Киона? Как объяснить матери ее присутствие здесь? Конечно, Бетти могла бы взять ее к себе. Нет, я не хочу с ней расставаться».

Она сидела, охваченная мрачными мыслями, как вдруг дом буквально задрожал от мощного порыва ветра. Эрмин пришла в себя, встала и подошла к окну. Снег валил крупными хлопьями.

— Мимин? — раздался тихий голосок.

— Да, Киона.

Киона взяла ее руку в свои, погладила ее пальцы. Эрмин нагнулась и поцеловала девочку в лоб.

— Мимин, тебе грустно? Мне тоже. Я думаю, что моей рождественской елочке одиноко в Робервале, потому что мамочки там нет.

— Скажи-ка, ты что, подслушивала наш с Пьером разговор?

— Нет, я полдничала, вдруг все потемнело, и я увидела, что моя мама сидит в санях вместе с Мадлен. Мимин, я не нарочно это делаю!

Эрмин взяла Киону на руки и прижалась щекой к ее щечке. Так они и застыли, не произнося ни слова, умиротворенные.

«Сестра ты моя дорогая, мой чудесный ангелочек, — думала Эрмин, — пока ты рядом со мной, у меня достанет силы духа».

* * *

Наступала ночь. Эрмин, сидя в кресле между большой чугунной печкой и зажженной елкой, листала какой-то журнал. Дети играли на ковре с огромным количеством деревянных кубиков, которые по воле их воображения превращались в очередные шаткие сооружения. Из патефона звучали рождественские песнопения. Вкусный запах тушеных овощей разносился по хорошо протопленному дому. За окном, не переставая со вчерашнего дня, продолжал валить снег.

«Как здесь спокойно!» — подумала Эрмин.

Галдеж на крыльце нарушил гармонию, которой она наслаждалась. Тут же из коридора раздался топот, сопровождаемый громкими криками, и в гостиной появился Луи с красными от мороза щеками и в припорошенной снегом одежде.

— Вот и мы! — с ликованием воскликнул мальчуган. — А грузовик Онезима застрял и дальше проехать не может. Онезим ужасно ругается. «Эта чертова телега дала дуба!»

Забавно было слышать ругательства, расхожие в районе озера Сен-Жан, из уст ребенка, однако Эрмин сделала ему страшные глаза. И в тот же миг ее охватило чувство, близкое к панике, поскольку появление Луи предвещало другое появление. Оно не заставило себя ждать: в меховой шляпе и шубе в комнату вошла Лора.