Они переглянулись. Заплаканная Бетти тотчас поникла, в синих глазах Эрмин она прочла осуждение.
— Ты меня презираешь, да? Что ж, имеешь право, я сама себе отвратительна. Ради этого человека я отреклась от веры, предала мужа, которому поклялась в верности перед лицом Господа. Я ничем не лучше тех девиц, что продают свое тело…
— Нет, Бетти, я вовсе не презираю тебя, я просто удивлена, — ответила молодая женщина. — Должно быть, у этого Трамбле неплохо подвешен язык! Но, если поразмыслить, разве порой эта история не выглядела странной?
— Он охотно болтал со мной, и это мне нравилось. Теперь-то я вспоминаю, что он задавал массу вопросов о вас, словом, о тебе и о Лоре. И я так гордилась. Я могла рассказать ему, что когда-то была твоей опекуншей. А ты теперь знаменитость, и денег у тебя не меньше, чем у твоей матери. Господи, срам-то какой!
Эрмин ощутила глухое раздражение. Она всегда безоговорочно доверяла Бетти, воспринимала ее как вторую мать. Молодая женщина почувствовала, что ее предали.
— А как же Жозеф? И твои сыновья? — сухо спросила она. — Ведь они много времени проводили и дома, и в деревне. Разве они ничего не заметили? Ни о чем не догадались? Как же тебе удавалось скрывать свою связь с этим человеком?
— Он был такой оглядливый да скрытный! Но я побаивалась. Мимин, если бы Жозеф прознал об этом, он бы меня прикончил! Может, так было бы лучше… Ежели мои сыновья узнают, что я наделала, то жить мне незачем!
— Не говори так. Подумай о Мари, ей ведь нет еще и восьми. Что с ней станется без тебя? А Эдмон — он ведь собирается стать священником! Бетти, как же ты могла так низко пасть?!
— Даже не знаю. Морок какой-то, только сейчас у меня совесть пробудилась. И потом, я выкладывала все Полю и мне даже не пришло на ум, что он что-то замышляет против вас. Я будто ослепла, считала его героем. Холод ли, пурга — все ему нипочем, говорил, что может идти часами без передыха.
Эрмин встала и принялась расхаживать взад-вперед по кабинету, скрестив руки на груди.
— Он украл у тебя ключи от приходской школы. Значит, мог прятаться там и шпионить за нами, — едва слышно сказала она. — Уверена, что это он отравил Кьюта… Какая низость! Сколько глупостей ты натворила — у тебя ума как у младенца!
Внезапно у нее возникло чудовищное подозрение. Она с ужасом уставилась на Бетти.
— А ребенок, которого ты носишь? — прошептала она. — Кто его отец — Жозеф или тот, кто отнял у нас Луи?
— Мимин, я с самого Рождества молю Господа: пусть ребенок будет от Жозефа.
Пунцовая от стыда Бетти истово перекрестилась. Она не осмеливалась признаться Эрмин, что отказывала мужу в близости в первые месяцы своего романа с Трамбле. Потом, встревожившись, она покорно сносила недолгие наскоки Жозефа.
— Если подвести итог, — подчеркнула Эрмин, — то выходит, что Поль Трамбле тебя соблазнил, чтобы раздобыть сведения о нас. А ты лишь нынче вечером поняла, куда он метил. Упоминал ли он о Наполеоне Трамбле? Может, это его отец или брат?
— Нет, ни разу!
— В таком случае почему ты так уверена, что Луи похитил именно Поль Трамбле? Раз ты его любишь, то должна защищать, ведь так?
— Дак все на него указывает — и пропажа ключей, и бесконечные расспросы! И потом, он теперь и глаз сюда не кажет, я ему ни к чему. Боже, как же тяжко на сердце!
Щедрая и отзывчивая от природы Эрмин была тронута страданием Бетти. Ее подруга не только горько сожалела о случившемся, но страдала телом и душой. Тот, кого она самозабвенно полюбила, кому отдалась, изменив мужу, всего лишь использовал ее в своих целях.
— Мне жаль тебя, Бетти, — грустно сказала она. — Надеюсь, нам удастся разрешить дело, не впутывая тебя. Мне так близки и Симон, и Эдмон, и Мари, что хочется избавить их от позора и скандала. К тому же это никак не поможет мне продвинуться дальше.
В дверь кабинета дважды коротко постучали. Это была Мирей.
— Вас зовет мадам! Бульон подан.
— Мирей, мы сейчас.
Экономка медленно двинулась прочь.
— Мимин, пожалуйста, прости меня! — взмолилась Бетти.
— Не сейчас. Пока не прижму Луи к груди, я не способна простить. Если бы у тебя достало мужества отвергнуть этого человека, пожаловаться Жозефу, ничего бы не случилось. Ничего! Впрочем, может, и не так. Эти люди, похоже, злобно ополчились против нас. Но, по крайней мере, ты бы не была в это замешана. Лучше, чтобы мои родители вообще не узнали об этом.
Молодая женщина вышла из кабинета. Она больше не могла видеть удрученную Бетти, сжавшуюся, с заплаканным лицом. Ей хотелось бы превозмочь себя и утешить ее, но это было выше ее сил.
«Господи, молю тебя, будь милосерден к моему братику! — мысленно воззвала она. — Не оставь его, пусть он вернется к нам целым и невредимым!»
Луи дрожал от холода даже под одеялом. В закутке, где его уложили на раскладушку, было темно. Мальчика не стали связывать; страх надежно удерживал маленького узника.
— Помни, если хоть пошевелишься, отрежу тебе ухо и отправлю его твоей матери! — пригрозил Поль Трамбле.
Мальчонка уж и вздохнуть не смел. Он замерз и сильно проголодался. Все было скверно и мрачно. Единственное, что он посмел сделать, это совсем тихо позвать маму, хотя смутно предчувствовал: ему уже не суждено увидеть родителей, их прекрасный теплый и светлый дом, мама уже не приласкает его, не поцелует перед сном.
— Мама, мамочка, забери меня отсюда!
Он не открывал глаз, чтобы его не накрыли сгущавшиеся вокруг тени. Сквозь дощатую переборку доносились голоса. По сравнению с четким произношением родителей и Эрмин говор этих людей казался ему неразборчивым.